А.А. Михайловой. Страница 10

Orsay, Corbeville,
23 сентября 1925 г.

<...> Танечка (Рахманинова) замечательно милая девушка, с душой неудовлетворенной, с капризами необидными. Мятущаяся, не знающая куда себя деть, недовольная собой и своей наружностью. Со мной большой друг. Мало любит, по-видимому, сестру, за что я ее не виню. Боготворит отца и на него молится. Я как-то умею действовать на ее психологию и ей со мной весело, даже при своей , замкнутости, она со мной откровенна. Пожалуй, ты вздумаешь, что я влюблен. Ну, пора кончать болтовню <...>

Гранвилье,
2 октября 1925 г.

<...> Мне немного надоело быть в гостях, и, как меня ни уговаривали остаться до 10-го в Корбевиле, я все же убег <...> Вдова и дева селятся в Париже. Я почти каждый день ездил в Париж из Корбевиля, то с Натальей Александровной, то с Сергеем Васильевичем, то с Танечкой. Все по поводу квартиры, мебели, обой и т. п. В сущности, выбрал им все я — все сочетание моего изобретения. В. О. имеет мало вкуса, несмотря на его реноме знатока <...> Квартира выйдет очень аппетитной <...>

Если бы ты знала, какие теперь стоят дни — один восторг тепло, солнце сияет, ночью блещет луна. Медленно падают листья — запах божественный, — но деревья все еще густо покрыты. В цветнике в Корбевиле вакханалия ярких цветов. Цветут еще розы. А у вас, у бедных, пожалуй, уже началась темнота, слякоть и холод <...> В домике у нас гораздо теплей, чем в Корбевильском шато, который отопить было невозможно — там, в особенности по вечерам, приходилось дрожать и кутаться от холода. Бедный Сергей Васильевич, у которого уже годы хроническая невралгия, очень мучительная, в глазу и висках, последнее время еще больше мучился, Наталия Александровна думает — от жизни в сыром доме <...> болезнь прогрессирует, он принужден постоянно прибегать к наркотическим средствам. Когда он страдает, а это почти непрерывно, не спит ночи, на нем лица нет. При этом ему нужно очень много работать ввиду предстоящего сезона. Нет полного счастья на земле — кажется, все у них есть — богатство, поклонение, страстная любовь всей семьи друг к другу, а здоровья у него нет. Может быть, и некоторые его недостатки, нелюдимость и неприступность можно объяснить этим.

Недавно в Корбевиле был очень интересный вечер музыкальный. Приехали два брата Метнера¹ с женой, которая сначала принадлежала старшему, а теперь младшему, музыканту <...> что не мешает им троим быть в большой дружбе. Она же <...> толстая, низенькая — как куб <...> Потом два брата Конюса², тоже музыканты. Вечер открылся смешной итальянской полькой, сыгранной в 4 руки Наталией Александровной и Сергеем Васильевичем. Наталия Александровна играла простые аккорды в басах, а Сергей Васильевич разделывал виртуознейшим образом всевозможные перлы в дискантах. Потом долго играл Метнер свои новые и старые вещи. Между прочим, превосходную песню “Телега”. Когда все уехали, Сергей Васильевич, отказавшийся играть при гостях, играл отрывки из “Кармен”, “Арлезианки”, духовную вещь первосортной красоты Чайковского. Все наизусть. А под конец под его аккомпанемент дочери его спели дуэт “Уймитесь волнения страсти”. Я подтягивал <...> Вот, может быть, у молодых леди буду петь. Когда Ирина Сергеевна выходила замуж, Стейнвей ей преподнес чудесный рояль. Он будет у них в Париже. Они не очень большие музыкантши, но музыку любят <...>

Гранвилье,
6 октября 1925 г.

<...> Что здесь скучно — это по вечерам, в 7 часов уже темно и после ужина, который кончается к 8-ми, при керосиновых лампах темно и трудно читать <...> Мне кажется, я без Парижа здесь зимой закис бы и стал бы скучать. Но октябрь хочу все же прожить в деревне. Если хватит энергии напишу два портрета — скорых и с обеих “красавцев” (т. е. Мефодия и Михаила). Пока же меня обуяла страшная лень. Почти все время читаю, сидя на солнце в парусиновом кресле. Иногда мне тошно от самого себя. Вообще итог моего лета в смысле работы ничтожный. Сергея Васильевича я писал с истинным отвращением, чувствуя себя чуть ли не в темнице. До такой степени задача была выше сил. К тому же спешность работы подрезывает все мои силы <...>

Париж,
13 октября 1925 г.

<...> Опять я в Париже <...> Устал я ужасно. Все в бегах <...> Устроил Зине <Серебряковой> продажу акварели Сергею Васильевичу <...>

15 октября утром. Продолжаю <...> Вчера я был на выставке в Salon d'Automne (Осенний салон — по-французски). Удручающее впечатление! Ни одной сколько-нибудь интересной картины. Полный упадок. Все делают под кого-нибудь: под Сезанна, конечно, главным образом. Ни мысли, ни красоты. Клу (гвоздь — по-французски) — это мерзкий портрет Baн Донгена³ и “Дама в ванне” Боннара⁴. И обе дрянь. И этого хлама 20 зал <...>

Гранвилье,
18 октября 1925 г.

<...> Я только что прочел очень интересную <книгу> о детстве и юности A. France'a.

<...> Опиши мне выставку Рокотова — сколько портретов собрали⁵? <...>

Гранвилье,
30 октября 1925 г.

<...> Завтра опять еду в Париж на несколько дней <...> У нас все еще хорошо — солнце светит, свежо, не все листья опали. Иногда по вечерам делается скучно, хочется людей и разговоров <...>

2-го ноября. Продолжаю. Мы с Мефодием 3-й день как в Париже <...> Видел Евсеевну (Н. Е. Добычину). Вот кошмар. Это какой-то сплошной Достоевский, слезы, истерика <...> Был вчера часа два на выставке декоративных искусств — толпа народа. Очень много красивых вещей — ткани, фаянс, фарфор, обои и т. д. Я дольше всего провел в павильоне современных книг. Иллюстрированных. Видел массу прелестного и жалею, что все это недоступно. Заговорило мое сердце книжного червя <...>

¹ Метнер (урожд. Братенши) Анна Михайловна (1877 — 1965) — скрипачка.
² Конюс Лев Эдуардович (1871 — 1944) — пианист. Конюс Юлий Эдуардович (1869 — 1942) — скрипач и композитор.
³ Ван Донген Кес (1877 — 1968) — французский художник.
⁴ Боннар Пьер (1867 — 1947) — французский художник.
⁵ В 1925 г. в ГРМ открылась выставка Ф. Рокотова.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12

Сумочка (1910 г.)

Мешочек (1924 г.)

Букетик (1924 г.)