А.А. Сомову

Париж,
1/13 января 1899 г.
12 час. ночи

<...> Поздравляю и тебя с Новым годом и, конечно, желаю всего, чего ты сам себе хочешь. По вашим письмам я вижу, как вы уютно проводите время между елок (что, безусловно, мило) <...> Чувствую, как у вас тепло в комнатах, на улице же снег и мороз. Словом — завидую вам и что вы все вместе. Мне жаль только, что маме придется понервничать из-за пустой операции, но я понимаю, что это неприятно <...> Теперь уже недолго — и я паду к тебе в объятья, может, пришлю тебе телеграмму, а может, письмо-открытку о дне моего приезда, как случится. Но не тащите мамочку, я хочу ее видеть сразу и не хлопотать о чемоданах, карете и т. д. и т. д.

Я живу <...> по-прежнему и, скорее, однообразно; последнее время реже хожу в театр. Обедаю вкуснее и уютнее, чем прежде, — теперь обед готовит Владимирская¹ и мы втроем его расчавкиваем <...> иногда просиживаю у них до самого позднего вечера за галантерейными разговорами, иногда ухожу к себе или провожу с Шурой. Девицы мне очень нравятся и мне они очень скрашивают одиночество <...>

Ты слыхал, что я взялся за иллюстрацию к “Нулину” для московского издания, очень интересно, но трудно и жаль, что к спеху. Так как от других назначенных повестей я сам отказался, то решил написать издателю о том, что есть Шура Бенуа и что он может сделать иллюстрации к “Пиковой даме”. Шура, кажется, охотно примется и даже до ответного письма возьмется за рисование. Надеюсь, что ответ придет благоприятный <...>

Напишу тебе сплетню, о которой не разболтай, кому не следует, а именно: Дягилев порядочная сволочь, наш кружок, кажется, начинает разлагаться, дело спутанное; княгиня <Тенишева> в ссоре с Шурой <Бенуа>, подстрекает Дягилева на Шуру, как якобы на главного противника журнала в том виде, в каком он появился в первом номере (т. е. журнал появился). Дима раб Дягилева и поклоняющийся ему, получив от Шуры письмо, в котором последний откровенно и без притворства охаял первый номер и тон писаний Дягилева и компании (между прочим, несчастная Англия — выдумка и принадлежит перу (?!!) Димы!!!), обиделся, рассердился за Дягилева на Шуру и в Петербурге недавно несправедливо забраковал Шурину статью, якобы дурного и противоположного журналу направления.

Сережа в Париже оседлал и заговорил княгинь так, что они прямо млеют от него, с Шурой, которому он кругом обязан и от которого всегда видел честные и прямые к нему намерения и полное доверие, теперь ноншалантен (беспечен — по-французски), не считается. Вместо того чтобы помирить с княгиней, воспользовался их неладами и желает властвовать и надеть свой намордник на этих баб, а с Шурой, от которого выпытал всю свою дягилевскую эстетических взглядов физиономию, снисходительно пренебрежителен. Шура рассердился на всю эту отплату за все искреннее и бескорыстное добро, написал ему (тут еще приплелась обида, нанесенная Дягилевым Оберу, которого он нахально не пригласил на свою выставку, столкнувшись с ним нос к носу у Шуры <...>) письмо, в котором отказался послать свои вещи к нему на выставку, приведя резоны, что и его, как лично не нравившегося Дягилеву художника (он действительно к Шуриным вещам всегда был равнодушен), Дягилев, когда ему вздумается, захочет пригласит или не пригласит и что он не желает иметь шансы быть в таком оскорбительном положении. Еще раньше он на словах отказался от участия статьями в журнале. Дягилев на это письмо не приехал, но ответил короткой, ловкой, но холодной и скрыто насмешливой запиской.

Теперь, по словам Шуры, в Петербурге “Мир искусства” представляет такое: монарх Дягилев, Дима — рабочий, слепо поклоняющийся первому, Бакст, лебезящий и вторящий обоим. Нурок бесцветен; Валечка индепендантно потирает себе руки, веселясь и язвя, но дела и роли не имеющий. Журнал вместо свободного и независимого и справедливого делается партийным и односторонним, ибо вот уже Шурина статья кажется негодящейся, человека, который был душой и началом всего теперь разрушающегося кружка. Дягилев принимает аллюры птицы высокого полета, делает себе явно карьеру и желает быть единственным господином у своего пирога, испеченного из ингредиентов, ему доставленных Шурой же <...>

Картины (две) Шурины очень удачны, как раз в нынешнем году он их решил выставить в Салоне: одна “Андромеда и Персей”, Другая — “Бал ночью в Версале в саду с иллюминацией”. Ему — Шуре, — конечно, очень обидно, что разочарован в столь близких ему людях, я не говорю о материальном, т. е. его картинах и о их выставке, а о чувстве <...>

¹ Владимирская Елена Евгеньевна — певица. В апреле 1899 г. Сомов писал с натуры акварельный портрет Владимирской. В 1904 и 1908 гг. он вновь возвращается к этой модели. Обе эти работы хранятся в ГТГ под названием “Голова девушки”. Е. Е. Владимирская послужила прообразом для известной акварели Сомова “Дама в розовом” (1903, ГТГ).

Северные цветы (1901 г.)

Автопортрет (1898 г.)

Портрет поэта Михаила Кузмина (1909 г.)