А.П. Остроумовой

Сергиево, 10 июня 1899 г.

<...> Последние дни в Париже проводил в окончательных осмотрах в Лувре и по музеям, где я еще не был <...> ездил в Сен-Дени, был несколько раз в театре с Нувелем и, увы, делал последние обходы по моим милым эстампным магазинам за скурильностями! Хотя меня очень тянуло домой из-за усталости и из-за довольно милой погоды, казавшейся мне тогда несносной (теперь, дрожа от холода, последние дни в Париже кажутся мне раем!), но я чувствовал некоторую грусть, расставаясь с Парижем и с моей беспечной интересной жизнью. Вернулся я домой прямо без остановки и прямо на дачу под Петергоф в отчаянный дождь, холод, сырость и грязь. Свидание с родными было очень сладко, но, как всегда, через несколько дней чувство это притупилось, я привык и почувствовал себя давно уже живущим здесь с родными, в гадком, ужасном климате, в убогой грустной природе, главное, кажущейся мне некрасивой, безобразной и поэтому сделался недовольным своим настоящим, стал жалеть о Париже, о Лондоне, о Версале. Мечтаю об английском и нормандском пейзаже, к тому же, начав работать в первые не дождливые ветреные дни, чувствовал себя скверно, неудобно и начал писать очень плохие, без всякого увлечения этюды, испугался за себя, снова подумал, что у меня нет таланта, что я не могу написать даже одного из тех многих ординарных этюдов и картин, какие мы постоянно видели на выставках и от которых отворачивались с презрением. Можете представить, какое гадкое положение. Работа вялая, голова пустая; приходит мысль, что лучшие годы прошли, что не к чему идти и стремиться, что искусство мне совсем не мило. Если работаю, то потому только, что быть совсем без дела еще скучнее и тошнотворнее. Вы часто говорили, что дома Вы одна, что нет у Вас поддержки и домашних стимулов, и у меня, хотя никто мне не препятствует быть тем, кем хочу, но все заняты другим, текущей жизнью, грустными мыслями, родители говорят о смерти, о внуках, брат о жене и о пеленках, о болезнях и кашле детей, о службе, никому нет дела до того, что <не> касается непосредственно с их личными интересами; о искусстве, конечно, никто не печется, потому я, которого они все любят,— один, непричастный к их жизни.

Вы видите — ожидали Вы, что я напишу Вам таковое о том, что казалось мне издалека единственным местом, где б я мог жить. Теперь жизнь парижская мне кажется такой интересной, разнообразной, привлекательной! Какой подлый характер у меня — я вечно ною! Я жалею, что не дал Вам какого-нибудь поручения к моей матери, ей было бы очень приятно Вас увидеть, по крайней мере, хотя бы для того, чтобы поблагодарить Вас за меня, за то, что Вы так мило ко мне относитесь и утешали меня в одиночестве в чужом городе. Вы мне пишете о нашей парижской дружбе — я ручаюсь за себя, что она слишком крепка, чтобы так перестать ни с того ни с сего, за других не ручаюсь, но думаю, что и они все так Вас оценили и любили, что будут стремиться видеться с Вами в Питере.

Вы напустили на себя серьезность скучную, вид старшей очень благоразумной сестры? Или остались, как были в Париже? <...>

Напишите (если Вы мне будете писать еще), что делаете, про работы Ваши; хотелось бы знать, какое впечатление на Вас произвел Берлин, что Вам там понравилось, запомнили ли беклиновские “Елисейские поля”, Менцеля, и не правда ли, что за единственный старый музей картин! <...>

¹ Остроумова Анна Петровна (в замужестве Лебедева) (1871 — 1955) — художница, пейзажист и портретист. Училась вместе с Сомовым в мастерской Репина, потом у Матэ. Известна своими гравюрами на дереве. В Париже работала под руководством Уистлера. Член общества “Мир искусства”. Народный художник РСФСР.

Итальянская комедия (1914 г.)

Жадная обезьянка (1929 г.)

Портрет Е.К. Сомовой (1924 г.)